class="p1">Юровский с громким стуком положил револьвер на стол. Этот звук эхом срикошетил от стен тесной комнатушки. У двери, сложив руки на груди, стоял Немов. У него под мышкой, готовая к использованию, висела винтовка, а на поясе я заметила патроны и нож. Немов смотрел на меня с яростью в глазах. Если Юровский меня не прикончит, это сделает Немов.

– Возможно, ты не веришь, что я хочу тебя убить, – продолжил Юровский. – Думаешь, что твоя информация о великой княжне тебя защитит.

Я задержала дыхание. А вдруг?

– Ты не осознаешь свое положение. Позволь мне объяснить. – Он сел, закинув ногу на ногу. Его глаза были холоднее, чем лед на озере Исеть. – Либо ты рассказываешь мне то, что я хочу узнать, либо командир Немов помогает развязать тебе язык. Итак. Где Анастасия?

Я мрачно уставилась на него. Осознав, что я не собираюсь отвечать, он изменился в лице. Кивнул Немову, и я едва успела заметить краем глаза летящий мне в лицо приклад. Щеку и челюсть тут же прошибло болью. Рот наполнился теплой кровью с привкусом железа: кажется, я случайно прикусила язык.

Меня били в драках, но никогда еще так сильно. Голова гудела, а боль барабанила в висках. Я сплюнула кровь. Она оказалась на фартуке и на старых бурых пятнах на полу, оставшихся от предыдущих пленников.

– Кончай свои игры, предательница, – он не повышал голос, но интонация его была тяжелой, словно гранит. – Видишь ли, я уже все о тебе знаю. Знаю обо всех твоих преступлениях и знаю, что ты прячешь Романову. Давай-ка попробуем еще раз. Говори, где она.

Я не сразу поняла, что он мне говорит.

– Я не знаю, – проговорила я, с трудом ворочая онемевшим, распухшим языком.

Он кивнул. Я закрыла глаза. Немов ударил меня прикладом, а затем добавил другой рукой. Голова дернулась в сторону, а мир перед глазами закружился и потемнел. Я осознавала лишь боль. Наверное, следующий удар разобьет мне череп. Но вот еще одна мощная оплеуха, и я осталась цела. Кажется, только нос сместился в сторону. После этого Немов несколько раз ударил меня в живот, в грудь. Когда он наконец закончил, мое лицо превратилось в месиво из крови и заплывшей плоти, а тело ощущалось как чужое, словно его расплющили.

Голова безвольно упала на грудь. Горячая кровь потекла из носа на пол, как молоко из кринки. Она была везде, даже в глазах, на ресницах. Какое-то время я видела перед собой только красный цвет. Большевистский красный. А когда смогла поднять голову, Немов стоял в углу, будто ничего не произошло.

На меня смотрел командир. Его взгляд не изменился.

– Говори, где Анастасия, – потребовал он.

Я запрокинула голову. Кровотечение замедлилось, но все еще казалось, словно кто-то мочился мне на подбородок, покрывая тот чем-то теплым и липким. Юровский повторил вопрос, но я не ответила. Даже думать не могла.

– Мне не нравится, когда меня игнорируют. Командир, разбудите ее.

Немов схватил меня за волосы и с силой дернул.

– Отвечай командиру, – прорычал он, угрожающе занеся надо мной кулак.

– Командир, погодите, – спокойно сказал Юровский.

Немов отпустил меня, и я с облегчением вдохнула. Воздуха не хватало, сердце никак не успокаивалось. Я едва могла видеть. Все вокруг кружилось.

– Я не собираюсь тратить свое время, – произнес Юровский, словно растолковывал ребенку простые истины. – Мои люди пожертвовали жизнями в борьбе против капиталистов. А ты предала нас. Ты помогаешь людям, которые хотят вернуть нас в темные века. – Он повернулся к Немову.

– Я не предатель! – Слова обожгли глотку. – Это ты предатель. Это не коммунизм. Нельзя сделать мир лучше, убивая и калеча людей. Так будет больше войны, больше насилия!

Взгляд Юровского стал на несколько градусов холоднее.

– Ты, – с презрением сказал он, – самый мерзкий из предателей. Ты видишь путь, который приведет нас к миру и равноправию, но боишься на него вступить. И пускай люди страдают. Ты не понимаешь, что дорога компромисса вымощена ложной надеждой. Я позабочусь, чтобы мы не сбились с пути. И не позволю саботировать наше будущее. Командир, несите коробку.

Лицо Немова озарилось, а мое сердце застучало еще быстрее. Он вскоре вернулся и с большой осторожностью поставил на стол тяжелый металлический ящик. Юровский терпеливо ждал. Открылась крышка. Немов выложил на стол несколько металлических предметов, которые я не могла толком разглядеть. Мой лоб взмок. Мне хотелось увидеть. Хотелось знать, что меня ждет.

– Твой брат очень хорошо о тебе отзывался, – сказал Юровский. – Подумай, как бы он расстроился, если бы увидел тебя сейчас. Говори. Где Анастасия?

Я плюнула в него, но он даже не дернулся.

– Следующий вопрос требует простого ответа: да или нет. Ты расскажешь, кто тебя завербовал?

– Ты не…

– Пожалуйста, командир, – перебил он меня.

Немов зашел мне за спину и стал развязывать руки.

– Что ты делаешь? – охнула я.

Он привязал мою правую руку к металлическому стулу так крепко, что веревка глубоко впилась в кожу. Затем, тяжело ступая, обошел меня. Моя левая рука осталась свободной. Я могла бы его ударить. Но слабый шлепок, пока я привязана к стулу, никак мне не поможет.

Немов схватил мою свободную руку своей огромной грубой ладонью, сжал пальцы так сильно, что они едва не сломались. Затем вытащил мой указательный палец и обхватил его кулаком.

Я задышала быстро и резко. Сейчас случится что-то плохое. Он собирается сломать мне палец.

– Пожалуйста, не надо, – попросила я.

– Поздно, – ответил за него Юровский.

Немов взял со стала старые плоскогубцы и просунул горячую острую губу мне под ноготь. Стон боли зародился где-то в груди и сорвался с губ, животный и страшный. Немов засунул инструмент еще глубже, вонзая его в плоть. Было больно, но я знала, что дальше будет хуже.

– Не надо, – заплакала я.

Немов сжал плоскогубцы и потянул. Я закричала. Он все тянул и тянул, отрывая ноготь, а я не переставала выть от боли. Когда все закончилось, я могла лишь скулить.

Рука безвольно упала мне на колени. Я засунула палец в рот и не ощутила вкуса крови. Сосала, чтобы успокоить рану, но это не помогало. Палец горел, рука тряслась от боли. Это в сто раз хуже избиений. По щекам непрестанно катились слезы, в глазах щипало.

Немов выхватил мою руку изо рта и взялся за следующий палец.

– Нет! – завизжала я. – Не надо!

– Слабовольная, – холодно бросил Юровский. – Ты и твой брат тоже. Интересно, что скажет ваша мать, когда узнает, что вырастила предателей.

Меня словно водой окатили. Я перевела взгляд с пальца на оживленное